Современные мемуары

Игорь Гончаров

МГУ - Антарктида - ОИЯИ

(Продолжение. Начало в N46, 47)

Полярное лето и зимовка.

Моя смена пришлась на ночное время - с 20 часов до утра. Поэтому я решил в первой половине дня отправиться в поселок полярников, посмотреть и поговорить с коллегами, которые провели зиму в Мирном. И... в течение суток трижды был на волосок от гибели, потому и стал немного фаталистом. Торопясь к своей смене, пошел к "Лене" не прежней дорогой в обход по снегу, а почти по краю ледника. Погода была спокойная, светило низкое солнце, я шел спокойно и быстро. Но вдруг ветер с материка неожиданно и быстро стал усиливаться. Я упал на лед, а ветер продолжал тащить меня к краю обрыва. Несмотря на отчаянные усилия, остановиться не мог. Смертельная пропасть была уже совсем рядом, как вдруг руки, с которых я давно сбросил варежки, почувствовали какие-то зацепы в гладком льду. Это были следы от трактора, который прошел здесь в теплую погоду. Цепляясь за них, я очень осторожно начал отползать от края все дальше и дальше, пока не почувствовал снег надо льдом. Уже можно было подняться на ноги. Взглянув на темнеющий под обрывом океан, я быстро пошел в сторону корабля.

Второй эпизод случился ночью, во время выгрузки бочек, при свете прожекторов. Я стоял на санях. Лебедка подавала очередную четырехсоткилограммовую бочку, 4-5 человек подтягивали ее к нужному месту на санях и ставили "на попа". Уже было выгружено около 20 бочек, когда что-то случилось. Луч прожектора метнулся вверх, сани стали резко наклоняться в сторону обрыва, а я провалился куда-то вниз на несколько метров. Меня сжало с такой силой, что стало невозможно дышать. Сознание работало четко: я сразу понял, что край барьера дал трещину, рушится вниз и меня сейчас раздавит. Но вдруг давление ослабло, я вновь увидел свет прожектора и полетел вниз, пока не почувствовал, что погружаюсь в воду. Инстинктивно вцепился в какую-то ледяную глыбу и вскарабкался на нее. Картина предстала драматическая. Корабль, отброшенный от барьера на несколько десятков метров, покачивается с боку на бок, надо мной на тросе висят пустые сани, а вокруг в месиве битого льда слышатся крики раненых товарищей. От "Лены" отделился малый катер и стал быстро приближаться ко мне. С борта спросили: "Ты ранен?" - "Кажется, нет". Тогда катер начал отворачивать от моей льдины, чтобы поспешить к другим. Однако в последнюю секунду я отчаянно прыгнул на катер и меня втащили на борт. Скоро мы поняли, что это было двойным везением, на борту катера были лишь рулевой и матрос, которому вряд ли было по силам поднять на палубу людей в тяжелой промокшей одежде. Я бросился на помощь и дело пошло. Мы подняли еще нескольких человек, и когда свободного места уже не осталось, катер пошел к кораблю, чтобы потом вернуться за остальными. Меня вместе с ранеными отправили в госпиталь. Врач осмотрел меня последним и, дав стопку чего-то обжигающего, отослал в каюту.

Но на этом мои злоключения не окончились. Я проснулся на следующее утро поздно, солнце стояло высоко. Передо мной предстала печальная картина. Сани так и висели на тросе под самым обрывом, корабль был в метрах сорока, а вокруг плавало множество больших и малых ледяных глыб. Мне захотелось внимательнее рассмотреть место, откуда я летел в воду. Рядом был трюм, накрытый обычным деревянным щитом. Недолго думая, забрался на этот щит и пошел к противоположному борту. Неожиданно где-то посередине щит, поврежденный во время ночных событий, затрещал, и я начал проваливаться. Не знаю уж как, рванулся к его краю и ухватился за ограждение трюма, а щит переломился и с грохотом полетел вниз. Мне тут же помогли выбраться и, похлопав по плечу, сказали: "Ну, парень, ты, наверное, в рубашке родился. Скорее всего, теперь будешь жить долго!" Ну как после всего этого не стать фаталистом?

Сообщение о трагическом обвале барьера в Антарктиде, во время которого погибли два человека, прозвучало в передаче Всесоюзного радио с упоминанием и моей фамилии (что сильно обеспокоило родителей и знакомых). А подробное изложение события содержится в книге эстонского писателя Юхана Смуула "Ледовая книга", за которую он получил Ленинскую премию.

В конце концов разгрузка "Лены" на ближайший остров была закончена. Зимой по льду отсюда можно было перевезти грузы в Мирный. На несколько летних месяцев мы уходили в плавание вдоль берегов Антарктиды, где еще не ступала нога человека. Несколько раз останавливались для проведения различных исследований. Попутно знакомились с животным миром Антарктики: любопытные пингвины Адели, чуть больше полуметра ростом, быстро бегали и отлично плавали в океане; хищные поморники, которые с лета норовили поживиться яйцами и птенцами других птиц; крупные, до нескольких сотен килограммов весом тюлени Уэддела, - все было для нас новым и интересным.

Однако короткое полярное лето заканчивалось. "Лена" вернулась в Мирный, взяла на борт последнюю группу полярников САЭ-1, которые зимовали на материке, и отправилась в обратное плавание с заходами в Кейптаун, Дакар, Гданьск. В мае 1957 года мы благополучно пришли в Ленинград, куда приехала из Краснодара встретить меня моя мама. Я торопился закончить дипломную работу и подготовиться к защите в сентябре.

Была, правда, и еще одна причина торопиться: мне предложили работу в качестве руководителя группы геофизиков в 3-й континентальной части САЭ с зимовкой в Мирном, чтобы через полтора года вернуться на родину весной 1959-го...

В этот раз многое было уже знакомо. Однако сама зимовка далась нелегко. Кроме основной работы - с многочасовыми дежурствами, обработкой результатов измерений, ремонтом аппаратуры, с ежемесячными отчетами меня вместе с коллегой попросили организовать для наших полярных станций еженедельные выпуски радиогазеты в режиме прямого эфира, без предварительной записи на магнитофон. Кроме того, я вел кружок по физике и математике для зимовщиков, которые захотели закончить дома курс средней школы, выступал несколько раз с докладами для научных работников, посещал еженедельные уроки английского, которые вел метеоролог-американец, зимовавший с нами в порядке "эксперимента" по эффективному "укреплению дружбы народов". Да еще приходилось посылать длинные радиограммы - репортажи в краснодарскую газету "Комсомолец Кубани", с которой у меня был об этом уговор. В свободное время я много фотографировал и печатал (более 200 пленок!). А по вечерам, когда можно было пропустить не очень интересный фильм (кроме, разумеется "Возраста любви" с Лолитой Торрес, который пользовался у нас большой популярностью), с головой погружался в собрания сочинений классиков из нашей отличной библиотеки.

В зимнее время, когда морозы доходили до 30-45 градусов, сильно донимал ветер, всегда дувший с купола в сторону океана, достигая порой ураганной силы. В такие дни и особенно темные вечера добираться до кают-компании приходилось порой ползком, держась за натянутые веревки.

Автор демонстрирует стойку на кистях "императору".

С приближением конца зимы погода изредка позволяла прогуляться по замерзшему океану к большой колонии императорских пингвинов (высотой около метра), прятавшихся от ветра за большими айсбергами, вмерзшими в лед. Это были самки, державшие на сомкнутых лапах по одному крупному яйцу, а потом и вылупившихся пингвинят, прикрывая их сверху особой складкой кожи. Еще позже они передавали свое потомство папашам, которые возвращались после долгого отсутствия от дальней кромки льда, отъевшиеся про запас, и принимали свою "вахту", отпуская мамаш подкормиться. Когда все выше поднимавшееся солнышко слегка пригревало колонию, папаши отпускали птенцов, и они собирались в плотные группы - "детские сады", что умилительно выглядело в натуре и на снимках.

Ближе к весне Мирный начал готовиться к проводам санно-тракторного поезда. Он должен был доставить в район законсервированной станции "Пионерская" (около 300 км от берега, на высоте 2700 м) горючее, материалы и продовольствие для следующего поезда, который пойдет еще дальше. Мне предложили участвовать в первом поезде не только в качестве научного работника, но и водителя тяжелого трактора с рацией и прицепом, на котором располагались бочки с горючим. Это оказалось нелегким делом, особенно когда поезд поднялся по куполу Антарктиды на большую высоту с разреженным воздухом и морозами до -63°С. Дышать приходилось через одежду. Я отпустил приличную бороду, которая вместе с маской защищала лицо от холода. Ночевали мы внутри вездехода "Пингвин", с вечера нагревая воздух до 40 градусов от печурки на солярке (о запахе не говорю), а потом раздевались и забирались в двойной спальник (снаружи собачий мех, а внутри гагачий пух). На ночь печку выключали, и к утру температура в вездеходе была очень близка к наружной...

В санно-тракторном походе по куполу Антарктиды (высота 2700 м, температура -63°C, ветер штормовой).

Станцию "Пионерская" удалось найти только по высокой мачте с флагом. Все домики на санях, составленные в определенном порядке с перекрытиями над проходами, были целиком занесены снегом, утрамбованным свирепыми зимними ветрами.

По возвращении в Мирный через несколько недель мы почувствовали, что настоящая весна уже не за горами: солнышко днем светило ярко, температура поползла вверх, а ветер утих. Вскоре был приведен в порядок ледовый аэродром и поднялись в воздух два самолета ЛИ-2 и вертолет МИ-4. Два-три раза я участвовал в таких полетах - это было незабываемое ощущение.

Наконец, мы узнали, что за нами посланы два корабля. Начался заключительный этап зимовки: подготовка отчетов и сборы в дорогу. Настроение у всех было приподнятое, и свои радиопередачи в эфире мы начинали не "Выходным маршем" из фильма "Цирк", а песней, в которой были такие слова: "...И ничего на свете нет дороже, чем дом родной, где ждут и любят нас".

(Окончание следует.)