Проект "Живая история"

От школьного кружка до физики нейтронов

Мы продолжаем публикацию воспоминаний участников проекта "Живая история, или Мой путь в науку", организованного Музеем истории науки и техники ОИЯИ и Университетом "Дубна". Сегодня своими воспоминаниями делится сотрудник Лаборатории нейтронной физики ОИЯИ и НПО "Атом" Владислав Иванович Лущиков.

В школьные годы, в Ростове-на-Дону, я увлекался радиотехникой, собирал детекторные приемники, изучал схемы в журнале "Радио". После школы, которую окончил с серебряной медалью, собирался поступать в Таганрогский радиотехнический институт. И вдруг приходит приглашение на собеседование из МГУ - оказывается, родители втайне от меня послали мой аттестат в Московский университет. На собеседовании в МГУ именно увлечение радиотехникой меня и спасло: я рассказал, что такое диод, триод, пентод, и поступил. В то время в вузы поступали без дополнительного натаскивания, без протекций и взяток. Все мои сокурсники были простые ребята - дети солдат, уборщиц, и многие из них медалисты.

Мне повезло - это были годы расцвета университета. Только что построили новое здание МГУ, в котором мы учились и жили со второго курса. А какие профессора! Физику нам читали Ландау, Шапиро, Арцимович, Леонтович, Франк, математику - Тихонов, Ильин, Позняк, Ефимов, Моденов, Будак.

МГУ я окончил в 1958 году, и мне опять повезло, я сразу же попал в ОИЯИ - лучшую научную организацию того времени. Диплом я делал на кафедре ускорителей. Знал, что Г.Н.Флеров набирает людей, побеседовал с его заместителем С.М.Поликановым, но что-то мы не договорились. Потом встретился с Ю.С.Язвицким и в итоге стал сотрудником ЛНФ. Лаборатория также еще только создавалась, в ней работали буквально три научных сотрудника. В этот год в ОИЯИ пришла целая группа молодых специалистов с нашего курса - Вася Голиков, Юра Таран, Эрик Мальцев, Альберт Попов, Жора Самосват, Володя и Андрей Никитины, Володя Федянин, Наташа Мельникова.

Когда я еще делал дипломную работу, впервые познакомился с ранними работами Н.Н.Боголюбова по нелинейной механике. Но рассчитывал модель ускорителя не с жесткой фокусировкой, а с переменным магнитным полем. Посчитал поправки второго порядка, и результатом даже удивил своего руководителя А.А.Коломенского - оказалось, что в его модели ускорения частиц не все так просто, как он полагал. Когда пришел в ЛНФ, то нейтроны для меня были чем-то далеким, но сразу же нашлась интересная работа по разработке приборов для их регистрации. Тут мне опять повезло - я попал в группу Ф.Л.Шапиро. Он был выдающейся личностью, но, к сожалению, очень рано ушел из жизни. Проживи он дольше, наверняка получил бы Нобелевскую премию на пару с американцем Клиффордом Шаллом за исследования с нейтронами. Директора лаборатории нобелевского лауреата И.М.Франка до конца его дней интересовал в основном эффект Вавилова - Черенкова. Как руководитель он ни во что серьезно не вмешивался.

Серьезная научная работа началась в лаборатории с приходом Федора Львовича Шапиро. Может быть, ему с "нейтронкой" тоже повезло - это было чистое поле, где можно реализовать свои идеи. Уже строился реактор ИБР, хотя не очень было понятно, для чего. Это была идея Дмитрия Ивановича Блохинцева - реализовать импульсный режим работы реактора. Можно было исследовать взаимодействие нейтронов с ядрами, но каких-то серьезных идей, как дальше использовать эту машину, не было.

А.Б.Попов и Г.С.Самосват разрабатывали нейтронный детектор. А я занялся разработкой комбинированного детектора для исследования гамма-излучения вместе с нейтронным. Федор Львович увидел получившуюся у меня на детекторе картинку и удивился, поскольку у них в ФИАН такого не смогли добиться. Он был настолько погружен в науку, что все интересное в физике переваривал и адаптировал под свои идеи. Только что была присуждена Нобелевская премия Р.Мёссбауэру, и Шапиро решил проверить с помощью эффекта Мёссбауэра общую теорию относительности. Как - они обдумали вместе с М.И.Подгорецким. Первые шаги были сделаны, но появились проблемы, и эта тема заглохла. С появлением новых нобелевских лауреатов в нашей лаборатории появлялись и новые темы исследований. Так, оптический метод накачки ядерной поляризации Федор Львович предложил использовать для поляризации нейтронов. Я тоже был вовлечен в эту работу и занимался динамической поляризацией ядер в течение пяти-шести лет.

В свое время мне пришлось писать для энциклопедии статью "Нейтронная физика", в которой требовалось сразу дать краткое определение рубрики. Так вот, это ни в коей мере не наука о нейтронах, а исследования всего чего угодно с помощью нейтронов. Федор Львович объяснял, почему он увлекся нейтронной физикой: для этого нужно знать всю физику, поскольку нейтроны применяются везде - от молекулярной физики до астрономии. В.П.Джелепов говорил, что в Академии наук ходит поговорка: единственный человек в Отделении ядерной физики, который знает физику, это Ф.Л.Шапиро.

Очередная Нобелевская премия за эффект Джозефсона - эффект квантования магнитных потоков, и Федор Львович предложил с его помощью проверить необратимость времени. Потом он перешел к изучению несохранения временной симметрии. Для этого искали электрический дипольный момент у электрона или нейтрона. Тут пригодились ультрахолодные нейтроны. Поскольку они хранятся долго, то можно успеть "разглядеть" странности их поведения. Этими исследованиями увлеклись, и до сих пор они продолжаются в разных научных центрах мира. Предложение ветеранов лаборатории добавить в название ЛНФ имени И.М.Франка имя Ф.Л.Шапиро поддержали семь академиков, и вопрос пока так и не решен.

Но до исследований с ультрахолодными нейтронами мне повезло поработать еще с одним замечательным физиком - Анатолем Абрагамом. Конец 1960-х, период брежневской оттепели, когда пытались наладить какие-то контакты с Западом, в том числе организовали обмен физиками. В Россию по приглашению Госкомитета по атомной энергии приехал директор ядерно-физического центра в Сакле профессор Анатоль Абрагам. Встретился с Федором Львовичем, они обсудили возможности исследований по динамической поляризации ядер, тут подвернулся я, - и так оказался в Сакле. В течение года я занимался динамической поляризацией ядер под руководством Абрагама - это была его любимая тема, для исследований он организовал специальную лабораторию, написал книгу по ядерному магнетизму. В десятилетнем возрасте родители вывезли его во Францию, но любовь к России он сохранил на всю жизнь, выписывал журналы "Октябрь" и "Звезда", знал наизусть "Евгения Онегина". Даже боролся за чистоту русского языка, обращал внимание на американизмы в научной терминологии, написал интересную книгу "Физик, физик, где ты был?". Я очень удивил Абрагама, когда собрал из разного выброшенного хлама установку для измерения времени электронной релаксации. Он даже написал письмо с благодарностью в дирекцию ОИЯИ. В результате - меня назначили начальником отдела ядерной физики, на что Федор Львович сказал: "Слава, не огорчайтесь! Занимайтесь наукой, а об административной работе не думайте".

Не стало Федора Львовича, и в ЛНФ тех новизны и очарования, как в первые годы работы лаборатории, уже не было. Появлялись яркие работы, создавались новые установки на ИБР-2, но все это было лишь продолжением идей и работ, начатых на первом ИБР, - по дифракции, обратной геометрии, ультрахолодным нейтронам. Открытие несохранения пространственной четности в нейтронных резонансах было сделано В.П.Алфименковым, Л.Б.Пикельнером на пучке поляризованных нейтронов, созданном под руководством Ф.Л.Шапиро Ю.В.Тараном, В.П.Алфименковым и мною. Здесь мне тоже повезло - у нас был слаженный коллектив, и все складывалось удачно.

Явление квантования уровней гравитационного поля - единственное, до чего я додумался сам. Известно, что А.Эйнштейн не признавал квантовую механику. То, что удалось показать мне, - это некоторый мостик между квантовой механикой и теорией относительности Эйнштейна. Мои результаты были опубликованы в 1976 году, а в начале 1990-х В.В.Несвижевский проверил и подтвердил их экспериментально в Институте Лауэ - Ланжевена. Мы сами в 1970-х проверить экспериментально это явление не могли, нужен был мощный поток нейтронов. В.В.Несвижевский с коллегами выполнил довольно тонкую экспериментальную работу, потребовавшую наличия сбалансированного стола с автоматическим подавлением вибраций и микронной полировкой.

...Еще один прекрасный человек, с которым мне довелось работать, - Борис Степанович Неганов. Это был замечательный физик, экспериментатор от бога, энтузиаст. Пытался опровергнуть теорию относительности, искал центр Вселенной. Он создал прекраснейшую вещь, заслуживающую мировой известности, - рефрижератор растворения. Сейчас стоимость такого криостата доходит до полумиллиона долларов. Федор Львович сразу же оценил это изобретение, и второй в мире криостат был сделан по его настоянию в ЛНФ В.П.Алфименковым.

В нашей лаборатории работали и работают замечательные люди. Ю.М.Останевич был интересным физиком, Е.П.Шабалин - реакторный теоретик, каких поискать, его книга об импульсном реакторе издана за рубежом. В.Д.Ананьев - образцовый инженер, умнейший организатор работ, умеет общаться с людьми, выделить главные направления в работе. Нам повезло с главным инженером реактора, можно называть еще и многие другие имена...

Записала Ольга ТАРАНТИНА