Современные мемуары

Игорь Михайлович Василевский вспоминает

ОТ АВТОРА. Я, Василевский Игорь Михайлович, родился 15 июля 1929 года. В 1953 году окончил Ленинградский политехнический институт имени М.И.Калинина (ныне имени императора Петра Великого). Получил диплом с отличием. Был рекомендован ученым советом Ленинградского физико-технического института в аспирантуру. Моим руководителем должен был стать директор ЛФТИ А.П.Комар. Но все сложилось иначе: я отказался от аспирантуры и попал в Дубну. Об этом рассказывается в главке "Как я узнал о самой большой государственной тайне ядерной физики". Директор Гидротехнической лаборатории Михаил Григорьевич Мещеряков направил меня в сектор Михаила Силыча Козодаева, в группу Алексея Алексеевича Тяпкина.

В моих воспоминаниях: "Как я узнал о самой большой государственной тайне ядерной физики", "Ситуация с фокусирующим устройством пучков пи-мезонов", "Некоторые эпизоды при создании МИС ОИЯИ", "О первом проведенном на ускорителе нейтринном эксперименте", "Случай с Карло Руббиа в Протвино" и других, - я пишу о жизни в Дубне и Протвино в 1950-1970-е годы.

Как я узнал о самой большой государственной тайне ядерной физики

Антон Пантелеймонович Комар заведовал кафедрой Ленинградского политехнического института, в котором я был студентом. В 1953 году он регулярно проводил семинары, и я в них активно участвовал. Подошло время преддипломной практики, рассчитанной на шесть месяцев, а далее - работа над дипломным проектом и подготовка дипломной работы, на которую выделялся один год.

После заключительной лекции А.П.Комар меня задержал и предложил мне очень сложную задачу по автоматизации обработки фотоядерных эмульсий, которая могла бы стать основой моего дипломного проекта. Я с большой радостью согласился. В 1950 году Антон Пантелеймонович был назначен директором знаменитого Ленинградского физико-технического института, которым руководил до 1957 года. Как позднее выяснилось, я был в 1953 году его единственным дипломником.

Меня разместили на втором этаже в центральном здании. В этой комнате постоянно работали два научных сотрудника Степанова и Волков - аспирант Комара. Меня посадили за огромный стол, и я часто задевал за его углы, получая синяки.

Когда я закончил эксперименты на своей установке и написал дипломную работу, ее переплели и надо было аккуратно обрезать края. Я положил на свой громадный стол лист алюминия. Попросил в механической мастерской острый нож и металлическую линейку и приступил к обрезке. Тут в комнату вошел пожилой сотрудник и буквально бросился на меня со словами: "Какое кощунство! За этим столом работал "Борода", а вы его режете!". Я снял лист, и все увидели, что стол не поврежден. Спросил кто такой "Борода", но все промолчали. Позднее я выяснил, что это Игорь Васильевич Курчатов, он обещал после успешного испытания советской атомной бомбы сбрить бороду.

А.П.Комар рассказал мне, что во Франции действует установка для автоматизации обработки фотоядерных эмульсий. Эту установку создала Мариэла Бляуде. Он прочитал мне короткую заметку об этой установке. Там говорилось, что оператор пользовался рулем, чтобы направлять трек на щель, через которую проводилось фотометрирование трека частицы, оставившей этот след.

В моем распоряжении был прекрасный микроскоп МБИ-2, с помощью которого проводились исследования фотоядерных эмульсий. Я решил отказаться от руля, а разработал специальное устройство, которое позволяло поворачивать трек параллельно движению каретки микроскопа. Это устройство было изготовлено. Место для моей будущей установки было незавидное, но других не было. Оно находилось над помещением, в котором располагался ускоритель электронов на 100 МэВ.

Когда я включил стандартный высоковольтный выпрямитель для питания фотоумножителя, то обнаружил большую наводку на выходе, опасную для ФЭУ. Пришлось для питания ФЭУ использовать 15 элементов постоянного тока БАС-80. Они были помещены в деревянный ящик, обитый металлом, надежно заземленный. В моем распоряжении были только фотоумножители ФЭУ-19. Для сцинтилляционных счетчиков, когда их используется несколько штук для регистрации заряженных частиц, подходили ФЭУ-19 или ФЭУ-19М. Других в то время в Советском Союзе не было. Но их нельзя было использовать для фотометрии из-за больших шумов. В литературе написано, что для уменьшения шумов следует фотокатод ФЭУ охлаждать жидким азотом. Я это сделал - действительно, шумы уменьшились, но фотокатод фотоумножителя стал промерзать. Я разместил около фотокатода колечко и регулярно стал подавать в него спирт. Таким образом установка была готова к фотометрированию.

Теперь все дело было в наличии длинных треков, как во французской установке. По соседству с моей комнатой разместился профессор, фамилию которого я не хочу называть, вы позднее поймете, почему. Он носил форму военного летчика, был в звании полковника и преподавал в Военной академии. Мы иногда обсуждали, как продвигается моя работа. Я рассказал о моих попытках на земле получить космические лучи, но их "съедала" атмосфера. Полковник предложил свои услуги. Он попросил подготовить эмульсию для регистрации космических лучей и передал летчикам. На следующий день начальник первого отдела сообщил директору института, что полковник арестован по подозрению, что он c помощью эмульсии пытался выяснить, на какую высоту поднимался новый экспериментальный самолет.

Академию наук СССР, соответствующее ведомство которой занимается безопасностью страны, попросили организовать три независимых группы ведущих ученых, и чтобы все они возглавлялись академиками. Им предстояло выяснить, можно ли по регистрации космических лучей точно определить высоту, на которой эта регистрация производилась. Три комиссии дали отрицательный ответ. Полковник без извинения был через четыре дня выпущен на свободу. Военная академия приняла решение облученные эмульсии уничтожить (?!)

Работа над диплом приостановилась из-за отсутствия длинных треков в эмульсии. Вернулся из недельной командировки в Москву А.П.Комар, первым делом пришел ко мне и заявил, что ему удалось договориться с профессором из Индии, чтобы при облучении на американском ускорителе эмульсий для научных исследований одну эмульсию отложить для ЛФТИ. И передал мне эмульсию на тонком стекле, имеющем размеры 15 мм шириной и 50 мм длиной, для установки на предметном столике микроскопа. Я был очень рад этому - длинные треки были видны и без микроскопа, они имели длину 50 мм - и горячо благодарил Антона Пантелеймоновича. Он тоже был рад...

А через несколько минут я уже бежал к кабинету директора. Приемная у секретаря была полна народа. Я подошел к секретарю и попросил разрешения войти к директору. Она удивилась: "Он же только от вас!" - и разрешила зайти на минуту. Директор моему появлению был, мягко говоря, удивлен. Я же радостно заявил: "Значит, В Советском Союзе действует самый крупный ускоритель в мире, в котором ускоряют протоны до 480 МэВ, что на 30 МэВ больше, чем в Америке! Вы в своих лекциях говорили, что в США ускоряют протоны на энергию 450 МэВ!" - "Откуда вы это взяли?" - строго спросил директор. - "Я прочитал на эмульсии - там русскими буквами написано - протон - фиолетовыми чернилами - 480 МэВ!" - Он буквально схватил эмульсию, достал носовой платок и поплевал на эмульсию, стирая чернила. Затем спросил меня: "Вы кому-нибудь об этом рассказали?" - "Не успел! - с чистым сердцем ответил я. - К вам торопился..."

Директор позвонил своему секретарю и попросил пригласить к нему начальника первого отдела. Секретарь позвонила через некоторое время и сказала, что он сейчас очень занят, освободится через 10 минут. Директор потребовал, чтобы он явился немедленно.

"Так случилось, что Василевскому стала известна тайна, которая относится к высшей категории секретности, - сказал директор вошедшему начальнику. - Надо с него взять подписку о неразглашении по категории особой папки. - Я не допущен к этой категории секретности - возразил начальник первого отдела. - Дипломникам разрешено, когда это требуется, максимально давать только категорию совершено секретно. - По рангу я как директор - генерал. Приказываю вам как полковнику получить по своему ведомству вплоть до министра МВД разрешение провести акцию по неразглашению на уровне особой папки. Сейчас я должен открывать семинар. Никуда из моего кабинета не уходите, и Василевского никуда не выпускайте, не позволяйте ему никуда звонить. Сами же куда надо звоните, чтобы получить соответствующее разрешение".

Когда семинар закончился, директор возвратился в свой кабинет. К этому времени было получено из МВД разрешение, о котором просил директор. Я дал подписку о неразглашении по категории особой папки.

На защите моей дипломной работы присутствовали только члены государственной комиссии - такое правило было в ЛФТИ. Рецензентом по моей дипломной работе был полковник, сосед по комнате. Я закончил институт и получил диплом с отличием.

После защиты дипломной работы А.П.Комар сказал мне: "Ученый совет ЛФТИ рекомендовал вас в аспирантуру и утвердил меня вашим руководителем. Тему мы сформулируем позднее, но ясно, что она должна быть связана с исследованиями, проводимыми на пучке электронов 100 МэВ из синхротрона ЛФТИ. Теперь о житейских делах: строители в этом году обещают восстановить разрушенное во время войны пятиэтажное здание, предназначенное для аспирантов. Обещаю, что вам будет выделена однокомнатная квартира. Теперь отдыхайте".

Конечно, Ленинград есть Ленинград, тем более девушка, на которой я собирался жениться, училась в аспирантуре в Ленинграде, но я решил уйти из аспирантуры ЛФТИ.

В Москве остановился у знакомых. В бюро справок выяснил адрес Министерства высших учебных заведений. В министерстве мне объяснили, что отказ от аспирантуры по личному желанию может разрешить только министр или его первый заместитель, но министр неделю тому назад ушел в отпуск. Я нашел кабинет первого заместителя министра. Приемная была заполнена людьми. Секретарь спросил, зачем я пришел. Я сказал. Через четыре часа, уже вечером, я зашел в кабинет. Первый замминистра посмотрел на мой диплом и решение ученого совета ЛФТИ и стал уговаривать меня остаться в аспирантуре. Я ответил, что очень хотел бы работать на экспериментальных установках Министерства среднего машиностроения. "У них там несколько месяцев занимает получение допуска, а вам как аспиранту надо учиться с первого сентября". Я на это ответил так: "Полгода назад я получил допуск по категории особая папка". - "Завтра я проверю насчет вашего допуска, если это подтвердится, то не буду возражать против вашего ухода из аспирантуры".

Через три дня я попал в Гидротехническую лабораторию, где работал циклотрон, ускоряющий протоны до энергии 480 МэВ. Директором Гидротехнической лаборатории был Михаил Григорьевич Мещеряков. Так я оказался в Дубне.

1956 год. И.М.Василевский справа.

(Продолжение следует.)