Их имена - в истории науки

Память

Записки счастливого человека

В 2019 году Объединенный институт ядерных исследований отмечает 110-летие со дня рождения выдающегося российского математика и физика-теоретика, первого директора Лаборатории теоретической физики ОИЯИ и директора Института в 1965-1988 годах Николая Николаевича Боголюбова (21.08.1909-13.02.1992). Предлагаем вашему вниманию воспоминания Надежды Сергеевны Исаевой, секретаря Николая Николаевича Боголюбова, работавшей с ним в Лаборатории теоретической физики начиная с 1956 года.

Все произошло давно. В прошлом веке.

В 50-м году мне пришлось по семейным обстоятельствам, похоронив папу, забыть о своих честолюбивых устремлениях и начать трудовую жизнь. А было мне 19.

И был это ФИАН имени П.Н.Лебедева Академии наук СССР, сначала на Миусской площади, а затем в новом здании на Ленинском проспекте. И это время незабываемое!

Работа давала мне возможность общения с ведущими физиками страны: В.И.Векслером, И.Е.Таммом и П.А.Черенковым (впоследствии нобелевскими лауреатами), А.М.Балдиным, В.И.Гольданским, С.Н.Верновым...

Все они были очень разными, но всех объединяла уникальная преданность делу и колоссальная эрудиция в вопросах культуры, литературы, истории. Именно они и стали "моими университетами", это они "вывели меня в люди", это они подготовили меня к встрече с Николаем Николаевичем Боголюбовым в 57-м.

А случилось это уже в Дубне, где я оказалась с семьей по велению судьбы или, если хотите, по семейным обстоятельствам. Появилась я в ЛТФ без вмешательства Николая Николаевича, который в то время был в заграничной командировке. Буквально за ручку привел меня в лабораторию ученый секретарь Петр Степанович Исаев. C боязнью и трепетом ждала я возвращения Николая Николаевича из командировки. А как оно все сложится дальше?

А дальше все было просто.

Однажды утром Николай Николаевич вошел в комнату в сопровождении Анатолия Алексеевича Логунова и Михаила Константиновича Поливанова. Всем улыбнулся, со всеми поздоровался. Я почувствовала легкое пожатие небольшой мягкой и теплой руки.

- Очень приятно.

Видимо, меня представили, и он ненароком, но внимательно посмотрев на меня, еще раз как-то по-домашнему сказал:

- Приятно. Очень.

И все. Я навсегда попала под обаяние этого доброго и благородного человека. Его дружелюбие было неподдельным, а личному обаянию было невозможно противиться. Рядом с ним всегда возникало ощущение безмятежности и надежности.

Немного истории.

В 57-м началось строительство нашего дома - корпуса Лаборатории теоретической физики. На директорском совещании было решено закончить строительство корпуса в конце 58-го. Но, как всегда, решение принимали одни, а строили другие. Сроки, естественно, сдвигались. тем более, что уже к определенным проектом помещениям прибавились конференц-зал на 300 мест и библиотека на 150 тысяч томов. Николай Николаевич настаивал, чтобы библиотека была в нашем корпусе. Разве можно представить себе теоретика без книги под рукой?

В конце 58-го очередь дошла до приемной и кабинетов Николая Николаевича и Дмитрия Ивановича Блохинцева, первого директора Объединенного института.

Меня тоже привлекли как эксперта: каким цветом красить стены, какие устанавливать светильники, какая должна быть мебель и так далее. У Евгении Александровны, супруги Николая Николаевича, я выведала его цветовые пристрастия, а остальное было делом техники.

В мае 59-го мы въехали в наш дом. К нашей великой радости, кабинет Николаю Николаевичу очень понравился. А получился он в самом деле удобным и отменно красивым: одна стена - панели до потолка из карельской березы, золотистые портьеры в тон дерева, мягкая мебель приглушенного красного цвета, бронзовые люстры... В дальнейшем кабинет многократно экспонировался в коллективных фотографиях Николая Николаевича с учениками и коллегами.

В кабинете НН - А.Н.Тавхелидзе, Н.С.Исаева, А.А.Логунов, Д.В.Ширков.

Предполагаемый кабинет Д.И.Блохинцева по геометрии - зеркальное отражение, но дерево светлое, а мебель в зеленоватых тонах.

Настал момент, когда Дмитрий Иванович был приглашен в ЛТФ. После внимательного осмотра здания и кабинетов он сказал, что ему больше нравится кабинет темного дерева. На что последовало утверждение Николая Николаевича:

- Да, Дмитрий Иванович, вы абсолютно правы. У нас похожий вкус. Он мне тоже нравится больше.

В дальнейшем этот вопрос никогда больше не поднимался.

НН очень любил свой кабинет в лаборатории. И даже будучи уже директором Института, приходил позаниматься "рукоделием", как он сам называл процесс написания своих трудов.

Печатать работы Николая Николаевича было легко. Он писал без черновиков, сразу начисто своим красивым твердым почерком. И мне не приходилось спрашивать, какая это буква или что здесь написано?

Дверь в свой кабинет Николай Николаевич никогда не закрывал. Разве что кто-то из сотрудников приходил по сугубо деликатным вопросам. Для каждого он был доступен в любое время, неукоснительно соблюдая одну из христовых заповедей: "Пришедшего ко мне не изгоню".

Именно поэтому, когда Николай Николаевич был у себя, постоянно возникали спонтанные семинары и именно они заканчивались глубоким вечером. Именно в такое время я позволяла себе зайти в кабинет и обратиться очень коротко и с чем-то очень настоятельным.

Поражала удивительная способность Николая Николаевича к адаптации - он продолжал ту же фразу, на которой его прервали. Человек высочайшей культуры и внутренней дисциплины, у него даже тени недовольства на лице не было.

Рабочий день теоретика, как известно, не ограничивался восемью конституционными часами. 6, 7, 8 часов вечера... синие сумерки опускаются на землю. Из кабинета слышится затихающая речь. Сначала выйдут "мальчики" разного возраста, затем Николай Николаевич.

- Надя, я, пожалуй, пойду постепенно...

- Николай Николаевич, всего вам доброго. Может быть, мальчики вас проводят?

- Да, это будет правильно. Хорошие традиции менять не стоит.

Провожаю всех до лифта. Теперь уже и я могу идти домой. Только нужно зайти в кабинет, проверить все ли в порядке, закрыты ли окна… А они огромные, почти во всю стену, если вдруг ветер - все разнесет. Мало не покажется. Большая доска вся исписана разными почерками, на столе в пепельнице крошечная горка теплого пепла из трубки. Тишина... Выключаю люстры, закрываю дверь. До завтра...

Нужно сказать, что мое слишком позднее появление в семье не всегда встречалось аплодисментами. Правда, мама давно привыкла к такому же служебному ритму папы, муж молчал, хмурил брови и только дочурка просто была рада, что мама наконец-то пришла домой.

Работать и быть рядом не замечая времени с добропорядочным и благородным человеком легко, но не просто. Христианская мудрость его поступков и взглядов требовали соответствия. Приходилось учиться всем, а мне в первую очередь.

Приходя в приемную и здороваясь, Николай Николаевич, будучи человеком, для которого семья является совершенно необходимым условием душевного равновесия, никогда не забывал проявить участие и спросить меня:

- А как себя имеет ваша мама? (Привожу вопрос дословно.)

Часто, видя мою озабоченность состоянием ее здоровья, не однажды приводил слова Мориса Метерлинка: "Серые дни происходят только в нас самих".

Жизнь, как и полагается, шла вперед.

На глазах рождалась школа академика Боголюбова.

Приходили золотые мальчики, которые с величайшим почтением и уважением относились к Николаю Николаевичу. Привлеченные основательностью его характера, энциклопедичностью знаний, внутренней дисциплиной, они становились единой семьей. Уклад жизни и традиции, воспитанные Николаем Николаевичем, становились им близкими и понятными.

Они учились у Николая Николаевича в высшей степени уважительному отношению к людям, к чужому мнению, готовности проявить поддержку и участие, что придает смысл человеческому бытию.

Мальчики очень старались быть членами этой семьи. Иначе и не назовешь научное содружество, которое формировалось удивительной личностью, наделенной не только обаянием, знаниями, фантастической эрудицией, но и обходительностью, душевностью и непоказным интересом к людям. Это никогда не останется незамеченным.

Кандидатура, рекомендованная к приему в ЛТФ, проходила некоторое "тестирование" на пригодность. Николай Николаевич всегда при этом говорил:

- Если человек захочет научиться, он научится. Главное, чтобы человек был невредный.

Лаборатория теоретической физики Объединенного института ядерных исследований не только обретала свое лицо, но и становилась заметной физической величиной по своим штатным размерам, интеллекту и качеству публикуемых работ.

В самом деле, приходили мальчики, а в лаборатории становились народным достоянием.

Анатолий Алексеевич Логунов, будущий академик, заместитель директора ЛТФ, директор ИФВЭ в Серпухове, ректор Московского университета, вице-президент Академии наук СССР;

Альберт Никифорович Тавхелидзе, будущий академик, президент Академии наук Грузии, директор ИЯИ АН СССР;

Дмитрий Васильевич Ширков, будущий академик, директор ЛТФ (1993-1997), почетный директор ЛТФ;

Владимир Георгиевич Кадышевский, будущий академик, директор ЛТФ (1987-1992), директор ОИЯИ (1992-2005);

Алексей Норайрович Сисакян, будущий академик, директор ЛТФ, директор ОИЯИ (2005-2010);

Геннадий Михайлович Зиновьев, будущий член-корреспондент НАН Украины; начальник отдела ИТФ имени Н.Н.Боголюбова НАН Украины;

Иван Тодоров, будущий академик Академии наук Болгарии;

Нгуен Ван Хьеу, будущий академик, Президент Национального центра научных исследований Вьетнама;

Виталий Петрович Шелест, будущий член-корреспондент НАН Украины, заместитель директора ИТФ имени Н.Н.Боголюбова НАН Украины;

Виктор Анатольевич Матвеев, будущий академик, директор ИЯИ РАН, в настоящее время директор ОИЯИ и одновременно научный руководитель ЛТФ ОИЯИ;

Дмитрий Игоревич Казаков, член-корреспондент РАН, в настоящее время директор ЛТФ ОИЯИ.

Укреплялись связи с научными и исследовательскими центрами всего мира. Результаты докладов обсуждались в общих дискуссиях и в кабинетах. Конференции с выездом за границу, семинары, защиты диссертаций… Множество интересных гостей, с которыми Николай Николаевич беседовал на их языке.

Отсутствие НН в лаборатории было весьма недолгим, тем не менее он старался, чтобы оно совершенно не влияло на рабочий ритм лаборатории. Для таких случаев у меня в сейфе всегда лежало несколько лабораторных бланков с его подписью - в надежде на наше разумение и с полной уверенностью, что "сие действо" никогда не пойдет во вред или ущерб кому-либо.

Еще одна поразительная черта характера Николая Николаевича. Давая поручение, никогда не оговаривал сроки, зная что все будет выполнено "вчера". Никогда не оговаривал форму написания того или иного документа и никогда не читал уже напечатанное. Подписывал и всё. Однажды в ответ на мой вопрос: "Почему?" - услышала: "Эта работа поручена вам, вы ее выполнили".

Иногда спрашивал, каков результат или какова реакция адресата? Услышав в ответ, что все хорошо, резюмировал:

- Видите, значит вы все сделали правильно.

Поездки воспринимались как суровая необходимость, за исключением короткой в Киев с обязательным посещением Кончи-Заспы, пока она не стала киевской Рублёвкой. На вокзале его всегда встречал и сопровождал во все время пребывания в Киеве человек очень надежный и преданный - начальник иностранного отдела ИТФ НАН Анатолий Федорович Лошицкий. Светлая ему память!

Из такой поездки Николай Николаевич возвращался каким-то, я бы сказала, просветленным и праздничным. Рассказывал о Киеве как о земле обетованной: о колокольных звонах Лавры, о цветущих майских каштанах на Крещатике, о необыкновенных оттенках Днепра, если на него смотреть с Владимирской горки, о радушном приеме в Феофании, в Институте теоретической физики (теперь уже его имени), в милой семье бывшего заместителя директора ИТФ Виталия Петровича Шелеста, о встречах с академиком Юрием Алексеевичем Митропольским.

В Киеве Николай Николаевич любил останавливаться в гостинице "Украина", что на углу Пушкинской и бульвара Шевченко.

В 72-м году, когда в Киеве проходила Рочестерская конференция, он каждое утро до начала заседаний выходил из гостиницы немножко прогуляться. Спускался по бульвару, поворачивал налево и шел по Крещатику. Видимо, эта небольшая прогулка была наполнена воспоминаниями и душевным теплом, которые могла подарить ему эта благословенная земля.

В воспоминаниях об Академии наук Украины Николай Николаевич всегда утверждал, что своим существованием и процветанием Академия обязана только Борису Евгеньевичу Патону - удивительно яркому и талантливому человеку и ученому.

И как можно в этой связи не вспомнить организацию и проведение в Ялте весной 1966 года Международной школы молодых ученых по теории элементарных частиц - совместный подарок научной общественности от трех человек - Бориса Евгеньевича Патона, Николая Николаевича Боголюбова и Петра Ефимовича Шелеста? Программа школы, состав лекторской группы, тематика докладов, списки участников готовились в Дубне. Научным руководителем школы был академик Н.Н.Боголюбов, ректором - академик А.Н.Тавхелидзе.

Для решения финансовых, режимных и организационных вопросов в Президиуме АН Украины был создан оргкомитет, возглавить который Борис Евгеньевич поручил своему помощнику, историку в прошлом Анатолию Евдокимовичу Денщикову. В орггруппу вошли начальник секретариата президиума Станислав Николаевич Кузнецов, в будущем заместитель главного редактора издательства "Наукова думка", и Анатолий Федорович Лошицкий, в будущем начальник отдела по иностранным делам ИТФ. Про эту конференцию говорилось много и только в превосходной степени. А про ее организацию ходили легенды. Всех восхищала слаженность работы членов оргкомитета, всем казалось, что неразрешимых вопросов просто не существует, а если они и есть, то решаются как-то сами собой… И все было настолько изумительно, что западные участники школы Роберт Маршак, Гарри Липкин, Крис Фронсдал и другие часто повторяли: "Excellent, excellent!"

В течение школы (весь апрель и начало мая 1966 года) прошли еще два незапланированных, но не менее значимых события: свадьба ректора школы и начало создания Института теоретической физики НАН Украины в Феофании.

Весна 66-го - начало "конференционной эры", говорили потом участники. Затем конференции последовали в Женеве, Москве, Алуште, Ленинграде, Ереване, Тбилиси, Ужгороде...

Много лет прошло с тех пор. Очень много. А в памяти часто возникают идиллические картинки того года.

В самом деле - время незабываемое.

Весна. Крым. Мисхор.

На скале, над морем, неподалеку от Ласточкиного гнезда новенький санаторий "Парус", в котором размещались участники школы и проходили лекции, доклады, семинары.

Море солнца или, если хотите, солнечное море...

У входа в здание "Паруса" огромное розовое облако цветущего тамариска.

На еще голых ветвях иудиного дерева - гроздья рубиновых цветов.

Кажется, каждая былинка, включая мох на скалах, цветет. Слабое дуновение ветра приносит неповторимый запах цветущих глициний. Неумолкаемый щебет птиц. На склоне за оградой - огромная ярко-красная поляна... Что это?.. Цветущие тюльпаны. Море цветущих тюльпанов.

Сказка? Рай?

Да. Думаю, что даже однажды в жизни увидев такую картину, человек обязан считать себя счастливым.

В жизни каждого человека есть то, что не забывается никогда.

Светлый образ Николая Николаевича до конца моих дней останется в памяти, как и вереница людей, посвятивших свою жизнь науке, среди которых я прожила целую жизнь, всех помня, любя и никому не изменяя.

Я заканчиваю свои воспоминания, записки счастливого человека.

Дважды на моей памяти сменились поколения. Но я верю, что светлый образ Николая Николаевича Боголюбова останется в истории науки, как и в памяти каждого из нас, кто его знал при жизни. Он был настолько неординарной личностью, что интерес потомков не должен исчезнуть никогда.

А чтобы память не застилала слезой глаза, лучше вспомнить слова мудрого сына земли нашей русской Василия Андреевича Жуковского:

Не говори с тоской: их нет,
Но с благодарностию: были...

20 февраля 2019.