| ||||||
Современные мемуары Виталий Пронских Коллизии протонов в контексте
|
Профессор Р.Вилсон (справа) с профессором А.А.Васильевым (ГКАЭ СССР), ученым секретарем ОИЯИ Ю.А.Щербаковым, директором ЛВЭ А.М.Балдиным в Лаборатории высоких энергий ОИЯИ. |
Энтузиаст науки, одаренный архитектор и мыслитель, он, выступая в конгрессе США с обоснованием расходов на ускоритель протонов, в ответ на вопрос военных о том, что ускоритель может дать для обороны страны от внешних врагов, сравнил ученых-ускорительщиков с художниками, поэтами, скульпторами, прославляющими страну своим искусством. Вилсон смело заявил конгрессменам, что новое знание хотя буквально и не вносит вклада в оборону страны, но, несомненно, делает страну достойной защиты.
Таким образом, Роберт Вилсон являл собой исчезнувший ныне тип ренессансного человека науки и искусства, "последнего из могикан" - классических, по-настоящему разносторонних ученых и творцов. Тип ученого, практически не сохранившийся в большой науке (отметим, что первый директор ОИЯИ Д.И.Блохинцев, ученый, инженер, поэт и художник, был столь же разносторонним человеком; это была эпоха таких людей). Вот с таким человеком Маламуд и Никитин должны были встретиться в разгар холодной войны для обсуждения плана совместного эксперимента.
Получить возможность поставить свой эксперимент на новом американском Главном Кольце в самом начале его работы, когда все рвутся получить новые данные в неизведанной области, да еще и с коллегами из враждебного Советского Союза, было вовсе не просто. Еще обсуждая киевскую встречу Маламуда и Никитина, мы отметили политический талант Эрни, который почувствовал: инициатива имеет хороший шанс быть поддержанной. Нельзя полностью исключить, что Маламуд мог предварительно обсуждать перспективы подобного сотрудничества с Вилсоном или с кем-либо еще из ответственных лиц в США перед киевской конференцией и заручился их поддержкой для подобных переговоров. Но теперь нужно было организовать встречу русских с Вилсоном, чтобы официально дать старт сотрудничеству, и, как безошибочно понял Маламуд, инициатива должна была исходить от русских, именно они должны были обратиться с предложением к американцам. Американцы - хозяева ускорителя Главное Кольцо, они принимают заявки от желающих ставить на нем эксперименты со всего, в первую очередь западного, мира, и кто, как не Никитин, должен был приехать к Вилсону на прием. Важно было, чтобы первый шаг сделали Советы (в лице дубненской группы), но как его сделать в ситуации холодной войны, когда официальное приглашение в Батавию направить крайне затруднительно?
И новым друзьям - Маламуду и Никитину, энергичным молодым людям, - удалось в тот раз обвести бюрократию вокруг пальца, но помог им, казалось, случай. В 1970 году в США проходила конференция по новому набиравшему силу направлению - компьютерам, а физик Никитин в экспериментах нередко выполнял роль программиста, составлял и применял программы для набора и обработки измеренных данных. Конференция была ему что ни на есть по профилю, и, как только его доклад был принят и организаторы прислали приглашение, он сразу подал документы в посольство США в Москве и вскоре получил визу для поездки. На обратном пути Никитин сделал остановку в Батавии и заглянул к Маламуду. Это было нетрудно, так как лаборатория по физике частиц - Фермилаб (называвшаяся в ту пору просто Национальной ускорительной лабораторией, Фермилабом она стала в 1974 году) - была полностью открытой, и посетить ее мог кто угодно, без ограничения, с любым паспортом и мирной целью. Маламуд радушно встретил Владимира, и вместе они тотчас же отправились к директору - Вилсону. Тот встретил посетителей доброжелательно, и по всему было видно, что он был готов к их визиту, даже ждал его.
Технические детали и сложности не ускользнули от внимания директора батавской лаборатории, слушал он очень внимательно и даже несколько напряженно. Выслушав, сразу задал ряд конкретных вопросов об устройстве мишени и ее сопряжении с ускорителем: хотя Боб (как обычно называли Вилсона в лаборатории) и был высокопоставленным администратором и дизайнером, но полученная в молодости подготовка ускорительного физика позволяла ему точно схватывать суть проблем экспериментальной техники. Дубненская газовая мишень не просто была новым подходом к постановке ускорительного эксперимента за счет того, что ее нужно вставлять внутрь самого ускорительного кольца, поперек несущегося по кольцу со скоростью света пучка протонов. И дело даже было не столько в том, что для обеспечения таких протонных скоростей вакуум в кольце был как в космосе.
Дубненская мишень для американцев была в первую очередь "иностранной технологией", чем-то не до конца понятным и функционирующим в соответствии хотя и с теми же законами физики, что и американские устройства, но изготовленным в другой культуре, традиции, по другим, и даже чуждым, нормативам. Ведь дизайн - а Вилсон был дизайнером - связан с культурой самым что ни на есть тесным образом; культура через дизайн проецируется на все важнейшие свойства изделия, от эстетических до функциональных, могущих, в конечном счете, определить результат экспериментов. Случись что в лаборатории из-за дубненской мишени - директору не избежать самой серьезной ответственности, осложняемой контекстом холодной войны. Однако директор лаборатории в 1970-е годы был еще вполне самостоятельной фигурой; и Боб колебался. С другой стороны, запустили же русские спутник, то есть технологии у них работают. И, казалось бы, здесь-то, в Батавии, в совместной работе и можно изучить, что представляют собой их технологии и есть ли у них преимущества, и при необходимости перенять. Лучше возможности для этого, чем длительный совместный эксперимент, и не придумать. "Пан или пропал", - промелькнуло в голове директора, но гостям он лишь многозначительно улыбнулся и промолвил: "Хорошо, я одобрю ваш эксперимент, начинайте приготовления".
(Продолжение следует.)
|