Предъюбилейная рефлексия,
или Записки уходящего

Таково было первое название задуманных воспоминаний, которые я начал писать лет тридцать назад. И вот они, эти записки, наконец окончены... А название другое, почему-то уже с оптимистическим подтекстом: "Чудесны были эти годы"... Где причина перехода настроения автора от осенней печали немолодого уставшего человека к почти детскому восторгу? Что случилось за этот срок? А ничего такого не случилось - просто пришло время понять внутреннюю идентичность такого раздвоенного впечатления от прожитого и содеянного как самим автором, так и героями этих мемуаров. В современном тексте мало что осталось от писанного ранее (кстати, "писанного" надо понимать буквально - набирать объемные тексты на клавиатуре я начал лишь в текущем веке), и начну, пожалуй, с отрывка из текста предисловия к "Запискам уходящего":

"Название действительно печальное, даже, возможно, мрачное, но возникло оно на волне светлой печали. В лирической довоенной кинокомедии поется: "...Любовь никогда не бывает без грусти, Но это приятней, чем грусть без любви". Сегодня - 25 марта 1996 года, канун 40-летия ОИЯИ. Очередной юбилей. Я сижу в своем новом кабинете №309 (как и теперь, в 2021-м) в здании №119. В широкие, во всю ширину восточной стены окна, обращенные к зданию реактора, и северной - в сторону первого в Европе циклотрона, светит сквозь ветви редких сосен мягкое утреннее солнце. Тихо и тепло, по подоконнику лениво ползут просыпающиеся мухи. Там, за лесом, который вырос за 40 лет с начала сооружения первого ИБРа, теперь стоит громада бетонного здания ИБР-2. В этот реактор я вложил все, что умел, и все, что было нужно. Сейчас он молчит, переходит в состояние "куколки" и готовится к метаморфозе, чтобы стать ИБР-2М. Этот уже будет "не мой". А я будто уплываю от "своего", находясь в просторном салоне океанского лайнера, отплываю от пристани того города, где когда-то жил, любил, творил и страдал. Я испытываю нечто подобное тому, что испытывает человек возле родного отцовского дома, дома счастливого детства, а этот дом давно чужой. Грустно, что ты уже не там, но и светло от того, что дом еще на месте, и новая жизнь в нем волнуется, любит и грустит... И кто-то маленький, как ты тогда, сидит на заваленном хламом чердаке в чине капитана трехмачтового парусника и ругает боцмана за плохо вымытую палубу..."

Продолжаю в том же стиле: "... а я вижу как уплывает ИБР-2, уплывает мимо широких окон туда, в прошлое, где остался мой игрушечный первый ИБР, мои и его няньки - Дмитрий Блохинцев, Юрий Стависский, а с кормы ИБР-2 сигналит мне флажком лоцман Федор Шапиро. Во время многолетнего плавания мой корабль посетил немало портов, еще больше островов, среди которых были и необитаемые, получившие от меня имя по праву капитана, попадались мне и невидимые другим сокровища. Но свирепый шторм разбил корабль, чудом спасся я один, потеряв всех моих верных спутников. Видимо, прочувствовав свою вину, бог морей и океанов Нептун подарил мне забытый всеми старинный фрегат, уже почти век стоящий в гавани со спущенными парусами. На этом корабле третьего поколения, с топливом из нептуния вместо плутония, скоро выйдет в открытый океан непознанных тайн природы новый экипаж юнг, боцманов и капитанов, не вспоминающих прошлое и не думающих о грядущих бурях. А я, научив их тайнам искусства познания, закончу свой судовой журнал фразой: Чудесны были эти годы!

"Чудесны? Что-то ничего чудесного мы в вашей дубненской жизни, Евгений Павлович, не заметили. Или вы скрываете что-то"? - так может спросить некий дотошный, любопытный и склонный к сарказму (вроде меня в молодости) юнга, заглянув без разрешения в мой журнал.

Отвечаю. Ты, молодой матрос, думаешь, что чудо - это то, чего быть не может, вроде Лохнесского чудовища? Так вот, во-первых, оно, чудовище, может быть, на самом деле существует. Может быть, и 32 декабря иногда случается. А во-вторых, бывает просто чудо, а бывает обыкновенное чудо! Обыкновенное необыкновенное… Разве это не чудо, когда пять не связанных друг с другом событий в один год решают твою жизнь "на всю жизнь"?

Разве это не чудо встретить вдруг ту незнакомку, которую видел каждую ночь во сне? Разве не чудо оказаться вдруг на почти необитаемом острове всего в 120 км от Москвы? И собственными руками управлять движением невидимых нейтронов и приказывать им, когда скрыться из глаз или совсем исчезнуть, а когда многомиллиардной армией атаковать ядра плутония? Разве не чудо - на листке, беспорядочно исписанном формулами, вдруг разглядеть именно то сочетание греческих символов, которое ты ожидал уже много дней?

И разве не чудо сидеть на старом поваленном дубе на берегу горного веселого ручья под нежными лучами весеннего солнца рядом с хорошими, уставшими от дальней дороги друзьями и утолять жажду прекрасным чешским пивом? А улыбающиеся лица зрителей и буря аплодисментов на твое удачное выступление с собственными стихами и песнями - разве не чудо? А первая отпечатанная книга с автором на обложке, фамилия которого точно такая же как твоя? Это и чудо, и радость. А не чудо ли, когда твой сын, кажется еще недавно писавший в постель, вдруг становится чемпионом мира? И разве не чудесны белые снега пылающей майской сирени на окраине твоего города? Или тройная яркая радуга на синем небе?

Можно напечатать таких "Разве это не..." целую книгу, целую библиотеку. Но думаю, что сомневающемуся юнге и этого хватит. А если нет, то мне просто жаль его...

Сама жизнь - это чудо. И счастлив тот, кто так думает.

Евгений ШАБАЛИН,
19 марта 2021 г.