Меридианы сотрудничества

Ядра - коллективные субъекты больших экспериментов:
от ОИЯИ до ЦЕРН

В отличие от галилеевских экспериментов с падающими телами и наклонными плоскостями, задуманных и выполненных ученым в одиночку, современные эксперименты требуют участия тысяч человек, а руководителей – десятки. Как же они должны быть организованы, чтобы средства не оказывались истраченными напрасно?

Эксперименты, которые проводятся на Большом адронном коллайдере в Европейской организации по ядерным исследованиям ЦЕРН или планируются на коллайдере NICA в Объединенном институте ядерных исследований и нейтринном проекте DUNE в Национальной ускорительной лаборатории имени Э.Ферми, - лишь некоторые из наиболее известных примеров больших современных экспериментов. Такие проекты часто относят к большой науке, то есть науке гигантских установок, проектов, длящихся десятилетиями, собирающих огромные коллективы и стоящих сотни миллионов и миллиардов долларов. Эти эксперименты не имеют четкого критерия завершения, превращаются в один долгосрочный исследовательский процесс, продолжающийся до прекращения финансирования. Но есть и еще одна не менее важная черта больших экспериментов мегасайенс - это возникающий здесь коллективный экспериментатор и его "сердце" - коллективный познающий субъект.

Когда мы задаемся вопросом о том, кто именно познает, получает знание в научном эксперименте, то зачастую традиционно представляем себе отдельного ученого в тиши кабинета. Как же быть в случае эксперимента, скажем, по поиску бозона Хиггса, выполняемого совместно сотнями разнообразных специалистов, где каждый знает только свою часть? Философы, задумывавшиеся над этими вопросами, начали с обращения к Канту, согласно которому за всем нашим познавательным опытом должно стоять некоторое единство - идея столь же простая, сколь и гениальная.

Все люди, когда-либо рождавшиеся на Земле, видели окружающие их предметы только во времени и пространстве (иного и представить невозможно), то есть связанными для нас отношениями "ближе-дальше", "выше-ниже", "раньше-позже". Поэтому должно в мире существовать нечто, что обеспечивает координацию этой связи. И это "нечто" должно быть общим для всех нас и существовать до того, как мы вообще становимся способны что-либо увидеть, предшествовать нашему опыту. Даже в опытах Галилея, чтобы сбросить камень с Пизанской башни и измерить время его падения, необходимо, чтобы камень, башня, земля были связаны в сознании ученого воедино отношениями времени и пространства. А что происходит, если задействованы пять тысяч человек? У кого тогда находится единство? Иначе говоря, в чем различие между "я вижу дерево" и "я вижу бозон Хиггса"?

Первое, что поместили в центр внимания исследователи большого эксперимента, это основной его "продукт" - научные публикации и доклады. Один и тот же эксперимент публикует сотни статей, а его участники делают многие сотни докладов. То, где статья будет публиковаться или доклад представляться, определяет и имя докладчика, и количество, и состав соавторов, и освещаемые аспекты, и аргументы. Принимая познающий субъект за автора статьи (в классической науке это было одно и то же), философы задались вопросом, какого автора такое многообразие видов публикаций предполагает, и пришли к выводу, что и субъект, подобно публикациям, мобилен и непостоянен - то возникает, то исчезает. Тогда нет и никакого единства, субъект мобилен, неуловим. Мобильный субъект может быть един только в своей множественности (как писал французский философ Делез) и подобен рою пчел. Возможно, тогда нет ничего, что удерживало бы знание стабильным для нас, индивидов.

Есть ли тогда что-либо постоянное, надежное в знании, получаемом большими коллаборациями? Несколько недавних больших экспериментов с пентакварками, сверхсветовыми нейтрино, вторым бозоном Хиггса, которые их авторы (или другие ученые) не могли повторить, усугубляли мрачную картину, нарисованную философами.

Дальнейшие исследования сделали картину более оптимистичной, хотя и непростой. У экспериментальных коллабораций, даже многотысячных, оказалось возможно выявить структуру: руководящее ядро (10-20 человек) и периферию - остальных членов. Ядро состоит из нескольких руководящих органов-советов и руководителей-споксменов, принимающих все решения в эксперименте. Оно на протяжении длительной "жизни" эксперимента меняется по индивидуальному составу - кто-то приходит в него, а кто-то выходит, но число его членов остается приблизительно постоянным. Ядро ответственно и за интерпретацию данных эксперимента и формулировку утверждений, составляющих результат эксперимента (например, "масса бозона Хиггса равна 125 ГэВ"). На вопрос известного американского историка и философа Питера Галисона, "где и у кого находится единство большого эксперимента", теперь можно ответить: "в ядре".

Но тогда читатель спросит, что же связывает ядро? Связь эта коммуникативная, то есть возникающая в тесном общении между членами ядра, в котором и рождается субъект. Такой взгляд вполне соответствует наблюдениям за коллаборациями, в которых ядро участвует в непрерывной дискуссии, обсуждая днями напролет все аспекты и тонкости эксперимента. Принимая совместно решения по всем вопросам, члены ядра договариваются не голосованием (иначе им пришлось бы голосовать каждые десять минут и часто заходить в тупик), а полемизируя и пытаясь доказать друг другу свою правоту, убедить коллег, отстаивая свою позицию. Только когда все в ядре согласятся с некоторым предложением или хотя бы перестанут возражать, оно принимается. Другим участникам, периферии, решения только сообщаются, и от них требуется лишь точное выполнение. И именно ядро удерживает единство знания об эксперименте за счет коммуникации. Оно же и решает, кто будет автором тех или иных публикаций, конструирует автора.

Если мы посмотрим на коллаборации БАК в ЦЕРН, такие как ATLAS, CMS, делающие утверждения о свойствах бозона Хиггса, то заметим, что именно описанным способом функционируют их ядра и периферия. И обнаружившая недавно гравитационные волны коллаборация LIGO устроена сходным образом (имея около двадцати человек в ядре). Что не менее важно, ядра интернациональны, они включают представителей различных стран, участвующих в работе ядра. Наряду с полноценной включенностью в управление экспериментом, членство в ядре дает полные основания претендовать, в случае успеха, на признание (вплоть до Нобелевской премии). Причастность к результатам открытия более не столько результат сложного технического труда (хотя зачастую требует и его), а продукт длительной и успешной коммуникации в кругу равных экспертов, социализации и участия в субъекте. И если в ЦЕРН и США большие эксперименты строятся на основе коммуникативной рациональности еще с 1970-1980-x годов, то эксперименты в России в основном по-прежнему организуются по принципу, сходному с группой знаменитого Луиса Альвареца - с единоличным руководителем, обеспечивающим единство и координацию научной программы, и множеством подчиненных, контролируемых им либо непосредственно, либо через заместителей. Чего недостает нынешней российской науке - это культуры управления посредством ядра. Ядро особенно еще и тем, что позволяет постепенно обновлять членов, сохраняя активность и компетенцию непрерывно, на продолжении всей длительности эксперимента (сохраняясь подобно волне). Для единоличного же руководителя эксперимента несогласные с ним - не коллеги, а противники. Рано или поздно он отходит от дел, а с ним уходит в небытие и единство знания, и, возможно, вся научная программа.

ОИЯИ в Дубне - пожалуй, единственное место на территории России, где в силу совместного участия в экспериментах представителей нескольких стран принятие решений с 1960-х годов часто требовало вовлеченности более чем одного человека (например, множество небольших, но международных экспериментов на ускорителях фазотрон и синхрофазотрон в 1970-2000-е годы). Они представляли некоторый аналог ядер ЦЕРН и Фермилаб (хотя и отличались масштабами). Поэтому проект NICA, который создается по образцу современных коллабораций, попадает на благодатную почву, сдобренную многолетними традициями международного сотрудничества. Но создание таких ядер - дело трудоемкое, и, например, эксперимент BM@N пока управляется по модели группы Альвареца (как выявили недавно этнографические исследования, выполненные в ЛФВЭ с участием молодого философа из МГУ П.С.Петрухиной).

Культура международного сотрудничества в больших экспериментах важна, поскольку, в первую очередь, позволяет создавать коммуникативное сообщество, ядро, с совершенно особым типом субъектности, возможным лишь при вовлеченности в коммуникацию равных по статусу экспертов. Его просто невозможно смоделировать на основе распространенных в российской науке жестких вертикальных иерархий. Дополнительную сложность для выравнивания статусов ученых в коллаборациях создают и проявляющиеся на современном этапе различия в стандартах организации научной деятельности и подготовке молодых ученых странами-участницами ОИЯИ: в силу этих различий ученые из стран-участниц нередко предпочитают работать в составе национальных коллективов, например чешская группа в ЛЯП или польская группа в ЛФВЭ. Не последнюю роль в тенденциях разобщения играют и языковые проблемы, хотя имеются замечательные примеры того, как молодые центральноевропейские физики, включаясь в работу международных групп ОИЯИ, быстро овладевали русским языком.

Для российских институтов, стремящихся к сотрудничеству с международными организациями, но не имеющих традиций и навыков вхождения в ядра и работы в коммуникативном сообществе, опыт и традиции Дубны важны не только как модель международных коллабораций, но и как школа коллаборационной работы. Без опыта вхождения в ядра коллабораций (их многочисленные советы по анализу, публикациям, конференциям), включения там в коммуникацию и умения ставить и решать научные задачи в их составе, ученые не смогут извлечь никаких преимуществ из участия в международных коллаборациях. Оно будет сводиться в таком случае к разделению научно-технического труда, а не к со-участию в коллективном субъекте, который и представляет собой познающий центр эксперимента мегасайенс.

В.С.Пронских, кандидат философских наук, кандидат физико-математических наук,
научный сотрудник Фермилаб